Тоска по родине
Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где — совершенно одинокой
Быть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что — мой,
Как госпиталь или казарма.
Мне все равно, каких среди
Лиц ощетиниваться пленным
Львом, из какой людской среды
Быть вытесненной — непременно —
В себя, в единоличье чувств.
Камчатским медведем без льдины
Где не ужиться (и не тщусь!),
Где унижаться — мне едино.
Не обольщусь и языком
Родным, его призывом млечным.
Мне безразлично, на каком
Непонимаемой быть встречным!
(Читателем, газетных тонн
Глотателем, доильцем сплетен…)
Двадцатого столетья — он,
А я — до всякого столетья!
Остолбеневши, как бревно,
Оставшееся от аллеи,
Мне все — равны, мне всё — равно;
И, может быть, всего равнее —
Роднее бывшее — всего.
Все признаки с меня, все меты,
Все даты — как рукой сняло:
Душа, родившаяся — где-то.
Так край меня не уберег
Мой, что и самый зоркий сыщик
Вдоль всей души, всей — поперек!
Родимого пятна не сыщет!
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё — равно, и всё — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина …
1934
Марина Цветаева (1892-1941)
This grief for homeland
This grief for homeland! It’s despair
And hopelessness of daily worry!
I’m equally indifferent where
— Alone, entirely and wholly, —
I am, which way I slowly stagger,
Back from the market, walking homeward,
Into a home, that like a barrack,
Still doesn’t know that I’m the owner!
I am indifferent among whom
I am, — a captive lion, rising,
Or which establishment, which room,
I’m banished from – it’s not surprising —
Into myself. Kamchatkan bear
Can’t bear without ice — (I’m jaded!)
I am indifferent, I don’t care
Where I am shamed and desecrated.
My native tongue, which often sung
To me, as of this day, can’t tempt me.
I am indifferent in which tongue
The passerby misunderstands me.
He reads a ton of news and then
He milks the gossip from each entry…
He is the twentieth century man –
But I — belong to any century!
I stand, a tree stump, in the distance —
Left from an alley, green and tall,
Equal to all, I’m — indifferent
To all of it, but most of all
To that which once made all the difference.
All signs and marks are now erased.
All dates – have vanished in an instant:
My soul, — born in a nameless place.
My native land did not protect me, —
Examining my soul with care,
Even the most precise inspector,
Won’t find a birthmark anywhere!
Each temple’s vacant, every home
Is strange to me, — I care for no one.
But if a tree blooms where I roam, —
Especially, if it’s the rowan…
Marina Tsvetaeva
Translation by Andrey Kneller
