Стихотворение итальянского поэта Гвидо Гоццано, представителя так называемого «сумеречного» направления на итальянском и русском языках.
Звукозапись стихотворения на итальянском языке. Читает Лоренцо Пьери (Lorenzo Pieri)
Invernale
«…. cri…. i…. i…. i…. icch….
l’incrinatura
il ghiaccio rabescò, stridula e viva.
«A riva!» Ognuno guadagnò la riva
disertando la crosta malsicura.
«A riva! A riva!…» Un soffio di paura
disperse la brigata fuggitiva.
«Resta!» Ella chiuse il mio braccio conserto,
le sue dita intrecciò, vivi legami,
alle mie dita. «Resta, se tu m’ami!»
E sullo specchio subdolo e deserto
soli restammo, in largo volo aperto,
ebbri d’immensità, sordi ai richiami.
Fatto lieve così come uno spetro,
senza passato più, senza ricordo,
m’abbandonai con lei, nel folle accordo,
di larghe rote disegnando il vetro.
Dall’orlo il ghiaccio fece cricch, più tetro….
dall’orlo il ghiaccio fece cricch, più sordo…
Rabbrividii così, come chi ascolti
lo stridulo sogghigno della Morte,
e mi chinai, con le pupille assorte,
e trasparire vidi i nostri volti
già risupini lividi sepolti….
Dall’orlo il ghiaccio fece cricch, più forte….
Oh! Come, come, a quelle dita avvinto,
rimpiansi il mondo e la mia dolce vita!
O voce imperïosa dell’istinto!
O voluttà di vivere infinita!
Le dita liberai da quelle dita,
e guadagnai la ripa, ansante, vinto….
Ella sola restò, sorda al suo nome,
rotando a lungo nel suo regno solo.
Le piacque, alfine, ritoccare il suolo;
e ridendo approdò, sfatta le chiome,
e bella ardita palpitante come
36la procellaria che raccoglie il volo.
Non curante l’affanno e le riprese
dello stuolo gaietto femminile,
mi cercò, mi raggiunse tra le file
degli amici con ridere cortese:
«Signor mio caro, grazie!» E mi protese
la mano breve, sibilando: — Vile! —
Guido Gozzano (1883-1916)
Зимнее
«…хру-у-у-у-сть»…
внезапный скрежет —
и трещина по льду прошла узором.
«На берег!» — люди закричали хором,
боясь, что их от берега отрежет
случайным злом живой излом, в котором
еще немного — и вода забрезжит.
«Останься!» — Я ответил взглядом смелым.
«Прошу!» — Я руку вырвать не пытался.
«Останься, если любишь!» — Я остался.
Над зеркалом неверным, опустелым,
она и я парим единым целым,
ликуя: нам одним каток достался!
Одни — что сердцу может быть угодней?
Без прошлого, в безумстве упоенном,
мы, отраженные стеклянным лоном,
скользили все быстрее, все свободней.
У края хруст раздался — безысходней…
У края хруст раздался — глуше тоном…
И, весь похолодев, как тот, кто рядом
услышал Смерть — ее смешок постылый,
я наклонился, будто над могилой, —
и два лица из мрака вырвал взглядом,
безжизненных, чуть тронутых распадом…
У края хруст раздался — с новой силой…
И сладостную жизнь мою, несчастный,
оплакал я, оплакал все, что бренно.
О голос страха — инстинктивный, властный!
О жажда жизни, как ты неизменна!
Конец?.. Я пальцы вызволил из плена
и выбрался на берег безопасный…
Она одна на ледяной площадке
осталась — полновластная царица,
но вот, в конце концов устав кружиться,
взошла на берег — озорные прядки,
прекрасна, словно трепетная птица,
во взоре — дерзость, дерзость без оглядки.
Спокойно среди радостного гула,
как будто не она его причина,
туда, где я с приятелями чинно
стоял, она пройти не преминула.
«Спасибо, сударь мой! — и протянула
с усмешкой руку мне. — Хорош мужчина!»
Гвидо Гоццано
Перевод с итальянского Евг. Солоновича
