Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на желтой заре — фонари.
Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе черную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.
Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко
Взор надменный и отдал поклон.
Обратясь к кавалеру, намеренно резко
Ты сказала: «И этот влюблен».
И сейчас же в ответ что-то грянули струны,
Исступленно запели смычки…
Но была ты со мной всем презрением юным,
Чуть заметным дрожаньем руки…
Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой, легка…
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.
Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала
И, бросая, кричала: «Лови!..»
А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви.
19 апреля 1910
Александр Блок |
Non mi scorderò mai (sia stata o non sia stata
quella sera): dall’incendio del crepuscolo
combusto e dilatato il cielo pallido,
e sul giallo crepuscolo i lampioni.
sedevo alla finestra nella sala gremita.
Chissà dove gli archetti cantavano d’amore.
Io ti mandai una nera rosa in un boccale
di Ai dorato come il cielo.
Mi guardasti. Ed io accolsi turbato e insolente
lo sguardo altezzoso e ti feci un inchino.
Volgendoti al tuo cavaliere, con intenzionale durezza
tu dicesti: «Anche quello è innamorato».
E subito in risposta le corde attaccarono
gli archetti intonarono un canto frenetico…
Ma tu mi eri vicina con tutto il tuo disprezzo giovanile,
col tremito della mano appena percettibile…
Ti lanciasti col moto di un uccello spaurito,
passando leggera come il mio sogno…
Soffiarono i profumi, si assopirono le ciglia,
cominciò a bisbigliare smaniosa la seta.
Ma dal fondo di specchi tu mi gettavi sguardi
e nel gettarli gridavi: » Afferra!…»
E il monile tinniva, ballava la zingara,
urlando al crepuscolo canti d’amore.
19 aprile 1910
Aleksandr Blok |
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами,
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной
Как я, смирен и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
«In vino veritas!» кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906
Александр Блок |
Nelle serate sopra i ristoranti
l’aria infocata è selvatica e sorda,
e governa i clamori degli ubriachi
lo spirito pernicioso della primavera.
Lontano, sulla polvere dei vicoli,
sul tedio delle ville suburbane,
s’indora la ciambella d’un fornaio,
ed echeggia un pianto di bambini.
Ed ogni sera, dietro le barriere,
con il tubino sulle ventitré,
passeggiano tra i borri con le dame
esperti bontemponi.
Sopra il lago scricchiano gli scalmi,
ed echeggia uno strillo femminile,
mentre, abituato ad ogni cosa, in cielo
stupidamente il disco si corruga.
Ed ogni sera l’unico mio amico
si riverbera nel mio bicchiere
e dall’acerbo e misterioso liquido
è, come me, sottomesso e stordito,
mentre daccanto, ai tavoli vicini,
sonnacchiosi lacchè stanno impalati,
e gli ubriachi dagli occhi di conigli
si affannano a gridare “In vino veritas!”.
Ed ogni sera, all’ora stabilita
(oppure è questo solamente un sogno?),
una fanciulla inguainata di seta
nella finestra nebbiosa si muove.
Lentamente, passando fra gli ubriachi,
sempre senza compagni, sempre sola,
esalando caligine e profumi,
si va a sedere presso la finestra.
Ed effondono antiche credenze
le sue elastiche vesti di seta,
e il cappello con piume di lutto,
e la stretta mano inanellata.
Avvinto dalla vicinanza strana,
guardo di là dalla scura veletta,
e vedo una riva incantata
ed un’incantata lontananza.
Cupi arcani mi sono confidati,
un estraneo sole mi è commesso,
ed il vino acerbo ha penetrato
tutti i meandri dell’anima mia.
E le piume di struzzo inclinate
vacillano nel mio cervello,
e gli occhi azzurri senza fondo
fioriscono su una riva lontana.
Nella mia anima giace un tesoro,
la cui chiave è affidata solo a me!
Hai tutte le ragioni, mostro ubriaco!
Lo so bene: la verità è nel vino.
24 aprile 1906
Aleksandr Blok |
Одинокий, к тебе прихожу,
Околдован огнями любви.
Ты гадаешь.- Меня не зови.-
Я и сам уж давно ворожу.
От тяжелого бремени лет
Я спасался одной ворожбой
И опять ворожу над тобой,
Но не ясен и смутен ответ.
Ворожбой полоненные дни
Я лелею года,- не зови…
Только скоро ль погаснут огни
Заколдованной темной любви?
Александр Блок |
Solitario, vengo a visitarti,
ammaliato dai fuochi dell’amore.
Tu dici la ventura. — Non chiamarmi. —
Ormai da tempo strologo io stesso.
Dal pesante carico degli anni
solo il sortilegio mi ha salvato,
e strologo di nuovo su di te,
ma confuso e non limpido è il responso.
Dal sortilegio sono avvinti i giorni,
io vezzeggio gli anni, — non chiamare…
Forse si spegneranno presto i fuochi
dello stregato tenebroso amore?
Aleksandr Blok |
