Стихотворение шотландского поэта Роберта Бернса «Утренний привет старого фермера его старой лошади Мэгги» на английском языке и в трёх переводах на русский язык.
The Auld Farmer’s New-Year-Morning Salutation To His Auld Mare, Maggie
A Guid New-year I wish thee, Maggie!
Hae, there’s a ripp to thy auld baggie:
Tho’ thou’s howe-backit now, an’ knaggie,
I’ve seen the day
Thou could hae gaen like ony staggie,
Out-owre the lay.
Tho’ now thou’s dowie, stiff, an’ crazy,
An’ thy auld hide as white’s a daisie,
I’ve seen thee dappl’t, sleek an’ glaizie,
A bonie gray:
He should been tight that daur’t to raize thee,
Ance in a day.
Thou ance was i’ the foremost rank,
A filly buirdly, steeve, an’ swank;
An’ set weel down a shapely shank,
As e’er tread yird;
An’ could hae flown out-owre a stank,
Like ony bird.
It’s now some nine-an’-twenty year,
Sin’ thou was my guid-father’s mear;
He gied me thee, o’ tocher clear,
An’ fifty mark;
Tho’ it was sma’, ’twas weel-won gear,
An’ thou was stark.
When first I gaed to woo my Jenny,
Ye then was trotting wi’ your minnie:
Tho’ ye was trickie, slee, an’ funnie,
Ye ne’er was donsie;
But hamely, tawie, quiet, an’ cannie,
An’ unco sonsie.
That day, ye pranc’d wi’ muckle pride,
When ye bure hame my bonie bride:
An’ sweet an’ gracefu’ she did ride,
Wi’ maiden air!
Kyle-Stewart I could bragged wide
For sic a pair.
Tho’ now ye dow but hoyte and hobble,
An’ wintle like a saumont coble,
That day, ye was a jinker noble,
For heels an’ win’!
An’ ran them till they a’ did wauble,
Far, far, behin’!
When thou an’ I were young an’ skeigh,
An’ stable-meals at fairs were dreigh,
How thou wad prance, and snore, an’ skreigh
An’ tak the road!
Town’s-bodies ran, an’ stood abeigh,
An’ ca’t thee mad.
When thou was corn’t, an’ I was mellow,
We took the road aye like a swallow:
At brooses thou had ne’er a fellow,
For pith an’ speed;
But ev’ry tail thou pay’t them hollowm
Whare’er thou gaed.
The sma’, droop-rumpl’t, hunter cattle
Might aiblins waur’t thee for a brattle;
But sax Scotch mile, thou try’t their mettle,
An’ gar’t them whaizle:
Nae whip nor spur, but just a wattle
O’ saugh or hazel.
Thou was a noble fittie-lan’,
As e’er in tug or tow was drawn!
Aft thee an’ I, in aught hours’ gaun,
In guid March-weather,
Hae turn’d sax rood beside our han’,
For days thegither.
Thou never braing’t, an’ fetch’t, an’ fliskit;
But thy auld tail thou wad hae whiskit,
An’ spread abreed thy weel-fill’d brisket,
Wi’ pith an’ power;
Till sprittie knowes wad rair’t an’ riskit
An’ slypet owre.
When frosts lay lang, an’ snaws were deep,
An’ threaten’d labour back to keep,
I gied thy cog a wee bit heap
Aboon the timmer:
I ken’d my Maggie wad na sleep,
For that, or simmer.
In cart or car thou never reestit;
The steyest brae thou wad hae fac’t it;
Thou never lap, an’ sten’t, and breastit,
Then stood to blaw;
But just thy step a wee thing hastit,
Thou snoov’t awa.
My pleugh is now thy bairn-time a’,
Four gallant brutes as e’er did draw;
Forbye sax mae I’ve sell’t awa,
That thou hast nurst:
They drew me thretteen pund an’ twa,
The vera warst.
Mony a sair daurk we twa hae wrought,
An’ wi’ the weary warl’ fought!
An’ mony an anxious day, I thought
We wad be beat!
Yet here to crazy age we’re brought,
Wi’ something yet.
An’ think na’, my auld trusty servan’,
That now perhaps thou’s less deservin,
An’ thy auld days may end in starvin;
For my last fow,
A heapit stimpart, I’ll reserve ane
Laid by for you.
We’ve worn to crazy years thegither;
We’ll toyte about wi’ ane anither;
Wi’ tentie care I’ll flit thy tether
To some hain’d rig,
Whare ye may nobly rax your leather,
Wi’ sma’ fatigue.
Новогодний привет старого фермера его старой лошади
Привет тебе, старуха-кляча,
И горсть овса к нему в придачу.
Хоть ты теперь скелет ходячий,
Но ты была
Когда-то лошадью горячей
И рысью шла.
Ты глуховата, слеповата.
Седая шерсть твоя примята.
А серой в яблоках когда-то
Была она.
И твой ездок был тоже хватом
В те времена!
Лошадкой ты была на славу.
Хозяин был тебе по нраву.
И я гордиться мог по праву,
Когда с тобой
Любую брали мы канаву,
Подъем любой.
Тебя с полсотней марок вместе
Родитель дал моей невесте.
Хоть капитал — скажу по чести —
Был очень мал,
Не раз добром подарок тестя
Я поминал.
Когда я стал встречаться с милой,
Тебе всего полгода было,
И ты за матерью-кобылой
Трусила вслед.
Ключом в тебе кипела сила
Весенних лет.
Я помню день, когда, танцуя
И щеголяя новой сбруей,
Везла со свадьбы молодую
Ты к нам домой.
Как любовался я, ликуя,
В тот день тобой!
Перевалив за три десятка,
Ты ходишь медленно и шатко.
С каким трудом дорогой краткой
Ты возишь кладь,
А прежде — чья могла лошадка
Тебя догнать?
Тебя на ярмарках, бывало,
Трактирщики кормили мало,
И все ж домой меня ты мчала,
Летя стрелой.
А вслед вся улица кричала:
— Куда ты? Стой!
Когда ж с тобой мы были сыты
И горло у меня промыто, —
В те дни дорогою открытой
Мы так неслись,
Как будто от земли копыта
Оторвались.
Ты, верно, помнишь эти гонки.
С обвислым крупом лошаденки
Теснились жалобно к сторонке,
Давая путь,
Хоть я не смел лозою тонкой
Тебя стегнуть.
Всегда была ты верным другом,
И нет конца твоим заслугам.
Напрягшись телом всем упругим,
Ты шла весной
Перед моим тяжелым плугом
И бороной.
Когда глубокий снег зимою
Мешал работать нам с тобою,
Я отмерял тебе с лихвою
Овес, ячмень
И знал, что ты заплатишь вдвое
Мне в летний день.
Твои два сына плуг мой тянут,
А двое кладь возить мне станут,
И, верно, не был я обманут,
Продав троих:
По десять фунтов чистоганом
Я взял за них.
Утомлены мы, друг, борьбою.
Мы всё на свете брали с бою.
Казалось, ниц перед судьбою
Мы упадем.
Но вот состарились с тобою,
А всё живем!
Не думай по ночам в тревоге,
Что с голоду протянешь ноги.
Пусть от тебя мне нет подмоги,
Но я в долгу —
И для тебя овса немного
Приберегу.
С тобой состарился я тоже.
Пора сменить нас молодежи
И дать костям и дряхлой коже
Передохнуть
Пред тем, как тронемся мы лежа
В последний путь.
Роберт Бернс
Перевод С.Я. Маршака
Утренний привет старого фермера его старой лошади Мэгги с пожалованием ей горсти зерна в честь Нового Года
Эй, Мэгги, глянь – повсюду снеги,
А у тебя бока всё пеги!
Овса нашёл я на телеге,
Вали сюда!
Ужель была, старушка Мэгги,
Ты молода?
Смотри, как нонче ты задряхла,
Вся обветшала и зачахла,
И грива спуталась, как пакля,
Провис хребет,
И чем-то пакостным пропахла, –
Аж мочи нет!
А помнишь, шалая, бывало
Галопом по лугам гоняла,
Стрелой через овраг сигала,
И кажный день,
С гнедым жеребчиком играла
Через плетень?
Уж тридцать лет прошло без году,
Как тесть привёл тебя, молоду –
В приданое и для приплоду
Тебя отдал,
И сто монет для обзаводу
Мне отсчитал.
Когда мне Джини полюбилась,
Тут мать твоя ожеребилась;
Я помню день, как ты отбилась
От табунка,
А через годик обратилась
Ты в скакунка;
И под венец с умильной мордой
Везла ты Джин походкой твёрдой,
И за узду держал я гордо
Тебя, голуба,
И в Кайле* кажному лэндлорду
Была ты люба.
И вот ты стала спотыкунья,
И хромоножка, и шатунья,
С тобой, теперь, моя скрипунья,
Одна беда!
Хоть раньше ты была шалунья –
Прям хошь куда!
Да я и сам был озорливый,
Неугомоный и резвивый,
Как ты брыкливый, долгогривый,
И зубоскал,
Когда я с ярманки счастливый
Домой скакал.
Когда тебе овса давали,
А мне ячменки наливали,
Соперников себе не знали,
На скачках мы,
И от копыт твоих стонали
Кругом холмы.
Лошадки с куцыми хвостами,
Нас догоняли временами,
Но только лязгали зубами, –
Дрожа в пыли,
И шесть шотландских миль за нами
Взять не могли.
Весною мы не отдыхали,
А плугом землю колыхали,
И столько мы перепахали
С тобою, Мэг, –
В деревне цыфрей не слыхали
Таких вовек!
Ты славно дело понимала,
Не дёргала и не хромала,
Тянула, не пережимала
Своих подпруг,
Шесть рудов* в день ты подымала,
Земли вокруг!
Но если возвращались снеги,
Как грозных ворогов набеги,
Кормил тебя я вволю, Мэгги,
Ты вновь пыхтела,
И даже думать о ночлеге
Ты не хотела.
В двуколку часто ты впрягалась,
Да и телеги не боялась;
С пригорочка не кувыркалась,
И не бежала,
А в горку мерно подымалась,
И не брюжжала.
Твои ж сынки хвостом вихляют,
Те поле плугом ковыряют,
А эти по лугам шныряют, –
За них мне скоро
Штук двадцать фунтов отслюняют
Без разговора!
Да, Мэгги, милая кобыла,
Ты дивно век свой оттрубила,
Не только сладко в жизни было,
И смерть не раз
В дубовый гроб чуть не забила
С тобою нас.
Не думай, добрая коняга,
Раз ты немолода, бедняга,
Что голодом я, точно скряга,
Тебя морю, –
Последний бушель, доходяга,
Тебе дарю!
Ты славно в жизни потрудилась,
Пообветшала, обносилась;
Давай-ка, раз не развалилась,
Себя потешь, –
Поди сюда и сделай милость –
Овса поешь!
Роберт Бернс
Перевод Д. Смирнова-Садовского
Приветствие старого фермера, обращённое новогодним утром к старой кобыле Мэгги при выдаче ей непременной горсти зерна к Новому году
Ну, с новогодьем, Мэг, старуха!
Вот горсть зерна, порадуй брюхо;
Хребет провис (не молодуха),
А был денёк,
Летала лугом легче пуха,
Как стригунок.
Поникшая, с походкой шаткой,
Белёсой стала ты лошадкой,
А серой в яблоках и гладкой
Была, вот-вот;
И правил, видно, парень хваткий
В тот давний год.
Была кобылка – самый цвет:
Вся сбита и шустра как след,
А голени – стройнее нет
На всей Земле;
И ров любой брала без бед,
Как на крыле.
Без году тридцать лет мы вместе,
А ты была кобылой тестя:
Полсотни марок при невесте,
Да ты дана;
Пустяк, но ты, сказать по чести,
Была сильна.
Когда назвал я Дженни милой,
Ты за мамашей знай трусила
И озорством всех веселила –
Безвредным, право;
Нечасто встретится кобыла
Такого нрава.
В тот день ты горделиво шла:
Невесту в новый дом везла,
А та пригожа да бела –
Задали жару!
Кайл-Стюарт дыбом (ну, дела!),
Ту видя пару.
Споткнуться можешь, охромела,
Сравню с лодчонкой валкой смело;
Тогда же помнишь, как летела –
Не сон, а быль!
До прочих кляч нам нету дела:
Глотают пыль!
Мы были лихи в те деньки:
На ярмарке жуёшь с тоски,
А после ржанье, храп, прыжки –
И в путь, домой!
И врассыпную дураки,
Зовя чумой!
Коль ты сыта, а я на взводе,
То нас проворней нет в природе;
На свадьбе скачки – резвы, вроде,
Коньки кругом –
Сомнений нету в их исходе:
Всех обойдём.
Всяк гунтер и плюгав, и мал;
Порою с места лучше брал,
Но шесть миль гонки, и в запал
Его вгоняло;
Не хлыст, не шпоры – в ход пускал
Лозу, бывало.
А целиною ноги шли –
Есть в корне лучше кто? Ой ли!
Коль март был тёплым, мы могли
Часов за восемь
Шесть рудов распахать земли,
Прощенья просим!
Рывков, заминок ты не знала,
А, лишь хвостом махнув, бывало,
Грудь-бочку шире расправляла
В усердье силы,
И целина бугры теряла,
Что славно было.
А в стужу, когда снег глубок,
И дел поменее чуток,
Кормушки – сыпал, не берёг –
Полнее нету;
Знал: Мэгги возвратит должок
Мне ближе к лету.
В двуколке ты или с повозкой,
Где чёртов спуск с дороги плоской –
Ни в рысь, ни вскачь в манере броской,
Пыхтя потом,
А шла с поклажею громоздкой
Шажком, шажком.
Твои сынки мой тянут плуг:
Нет лучше четверни вокруг;
Шестёрку продал верных слуг
(Всё твой приплод);
Пятнадцать фунтов взял на круг,
Неплох доход.
Тьму тяжких дней двоих гнул труд,
И натиск мира был нехуд!
В тревоге думал: вот уж тут
Пропасть должны!
Но живы – годы-то идут –
И не бедны.
Не думай, верная старуха,
Что слышу о тебе вполуха,
И подведёт под старость брюхо:
Уж я фирлот
Да наскребу, и голодуха
Тебя не ждёт.
С тобой состарились, лошадка,
Обоим ковылять нам шатко;
Я пригляжу не для порядка
За делом тут,
Чтоб твоё брюхо было гладко,
И лёгок труд.
Роберт Бернс
Перевод С. Сапожникова
