Стихотворение итальянского поэта Джованни Берше (1783-1851) на итальянском языке и в двух переводах на русский язык.
Giulia
La legge è bandita; la squilla s’è intesa.
È il dì dei coscritti. — Venuti alla chiesa,
Fan cerchio, ed un’urna sta in mezzo di lor.
Son sette i garzoni richiesti al comune;
Son poste nell’urna le sette fortune;
Ciascun vi s’accosta col tremito in cor. —
Ma tutti d’Italia non son cittadini?
Perchè, se il nemico minaccia ai confini,
Non vanno bramosi la patria a salvar?
Non è più la patria che all’armi li appella:
Son servi a una gente di strania favella,
Sottesso le verghe chiamati a stentar.
Che vuol questa turba nel tempio sì spessa?
Quest’altra che anela, che all’atrio fa pressa
Dolente che l’occhio più lunge non va?
Vuol forse i fratelli strappar dal periglio?
Ai brandi, alle ronche dar tutti di piglio?
Scacciar lo straniero? gridar libertà?
Aravan sul monte; sentito han la squilla;
Son corsi alla strada; son scesi alla villa,
Siccome fanciulli traenti al romor.
Che voglion? del giorno raccoglier gli eventi,
Attendere ai detti, spiare i lamenti,
Parlarne il domani senz’ira o dolor. —
Ma sangue, ma vita non è nel lor petto?
Del giogo tedesco non v’arde il dispetto?
Nol punge vergogna del tanto patir? —
Sudanti alla gleba d’inetti signori,
N’han tolto l’esempio: ne’ trepidi cuori
Han detto: Che giova! siam nati a servir. —
Gli stolti!… Ma i padri? — S’accoran pensosi,
S’inoltran cercando con guardi pietosi
Le nuore, le mogli piangenti all’altar.
Su i figli ridesti coll’alba primiera
Si disser beate. Chi sa se la sera
Su i sonni de’ figli potranno esultar? —
E mentre che il volgo s’avvolta e bisbiglia,
Chi fia quest’immota che a niun rassomiglia,
Nè sai se più sdegno la vinca o pietà?
Non bassa mai ’l volto, nol chiude nel velo,
Non parla, non piange, non guarda che in cielo,
Non scerne, non cura chi intorno le sta.
È Giulia, è una madre. Due figli ha cresciuto;
Indarno! l’un d’essi già ’l chiama perduto:
È l’esul che sempre l’è fisso nel cor.
Penò trafugato per valli deserte;
Si tolse d’Italia nel dì che l’inerte
Di sè, de’ suoi fati fu vista minor.
Che addio lagrimoso per Giulia fu quello!
Ed or si tormenta dell’altro fratello:
Chè un volger dall’urna rapire gliel può.
E Carlo de’ sgherri soccorrer le file!
Vestirsi la bianca divisa del vile!
Fibbiarsi una spada che l’Austro aguzzò!
Via, via, con l’ingegno del duol la tapina
Travalica il tempo, va incontro indovina
Ai raggi d’un giorno che nato non è;
Tien dietro a un clangore di trombe guerriere,
Pon l’orme su un campo, si abbatte in ischiere
Che alacri dell’Alpi discendono al piè.
Ed ecco altre insegne con altri guerrieri,
Che sboccano al piano per altri sentieri,
Che il varco ai vegnenti son corsi a tagliar.
Là gridano: Italia! Redimer l’oppressa!
Qui giuran protervi serbarla sommessa;
L’un’oste su l’altra sguaina l’acciar.
Da ritta spronando si slancia un furente:
Un sprona da manca, lo assal col fendente,
Nè svia da sè il colpo che al petto gli vien.
Bestemmian feriti. Che gesti! che voci!
La misera guarda, ravvisa i feroci:
Son quei che alla vita portò nel suo sen.
Ahi! ratto dall’ansie del campo abborrito
S’arretra il materno pensiero atterrito,
Ricade più assiduo fra l’ansie del dì.
Più rapido il sangue ne’ polsi a lei batte;
Le schede fatali dall’urna son tratte.
Qual mai sarà quella che Carlo sortì?
Di man de’ garzoni le tessere aduna,
Ne scruta un severo la varia fortuna,
Determina i sette che l’urna dannò.
Susurro più intorno, parola non s’ode:
Ch’ei sorga, e li nomi la plebe già gode:
Già l’avido orecchio l’insulsa levò,
E Giulia reclina gli attoniti rai
Sul figlio; lo guarda d’un guardo che mai
Con tanto d’amore su lui non ristè.
Oh angoscia! ode un nome; non è quello di Carlo;
Un altro, ed un altro; — non sente chiamarlo.
Rivelan già il quinto; — no, Carlo non è.
Proclamano il sesto; — ma è figlio d’altrui;
È un’altra la madre che piange per lui.
Ah! forse fu in vano che Giulia tremò.
Com’aura che fresca l’infermo ravviva,
Soave una voce dal cor le deriva
Che grazia il suo prego su in cielo trovò.
Le cresce la fede: nel sen la pressura
Le allevia un sospiro: con men di paura
La settima sorte sta Giulia ad udir.
L’han detta; — è il suo figlio; — doman vergognato,
Al cenno insolente d’estranio soldato,
Con l’aquila in fronte vedrallo partir.
Giovanni Berchet
Джулия
Закон прогремел и труба раздалася —
То день новобранцев. Толпа собралася
Во храме; среди его урна стоит:
Семь рекрут с деревни должны быть добыты,
Семь жеребьев в урне таинственной скрыты,
И всяк, подходя к ней, робеет, дрожит.
Они итальянцы: так что ж их пугает?
Когда их отечеству враг угрожает —
Ужели сражаться они не хотят?
О, нет, не отчизна их помощи просит:
Ломбардия бремя ей чуждое носит,
Сыны ее в рабстве — им палкой грозят!
Чего ж хочет вся эта масса народа,
Что в храме теснится, что сжалась у входа,
Сердясь, что вдали ничего не видать?
Иль братьев насильно исторгнуть стремится?
Иль хочет за сабли, за вилы схватиться?
Изгнать чужеземцев? к свободе воззвать?
Работали в поле: трубу услыхали —
И в город, как дети, на шум прибежали,
Узнать — что за вести тот день им принес,
Послушать рыданий и воплей прощальных,
А там — обо всех этих сценах печальных
Рассказывать завтра без гнева и слез.
………………………………..
………………………………..
………………………………..
………………………………..
………………………………..
………………………………..
А что же отцы? о, они прибегают
В тревоге и горестно взгляды бросают
На плачущих жен и невесток своих.
Они на детей, что с зарею поднялись,
Сегодняшним утром еще любовались,
А ночью — увидят ли спящими их?..
Народ и шумит и толпится. Но что же
За женщина это? на них не похожа —
Что больше в ней — гнев или горе кипит?
Она под вуалью лица не скрывает,
Не ропщет, не плачет, на небо взирает,
Не видя, не зная, кто возле стоит.
То Джулия. Двух сыновей воспитала…
Увы! одного уж из них потеряла:
Простился он с родиной жалкой своей;
Никем не замечен, он скрылся в пустыне
И долго томился на дальней чужбине…
И вечно изгнанник на сердце у ней!
Какую она тогда вынесла муку!
А ныне с другим уже сыном разлуку,
Быть может, готовит судьбы приговор;
Он вступит в ужасную эту ватагу,
И с боку привесит австрийскую шпагу,
И белый наденет мундир… о, позор!
И думой печальной несчастная хочет
Узнать, что в грядущем судьба ей пророчит:
Она за трубою воинской идет,
Она, среди лагеря, умственным взглядом
Следит за военным австрийским отрядом,
Который спускается с Альпов. Но вот —
Вдали показалося войско другое…
Не то уже знамя над ним боевое…
Оно хочет первому путь пересечь.
Там — крики свободы, гремя, раздаются,
Здесь — в рабстве держать нашу землю клянутся,
И враг на врага обнажает свой меч.
Вот всадник помчался в кровавую сечу,
Другой к нему с саблей несется навстречу
И ранят друг друга. О, что за народ!
Какие движенья, какие проклятья!
Несчастная смотрит и видит — то братья…
В свирепых бойцах сыновей узнает!
И, вздрогнув, от ужасов бури воинской
Она отвращает свой взор материнский
К беде настоящей: вот урна стоит
И к урне вниманье она устремила.
Быстрее по жилам в ней кровь заходила:
Какой жребий Карлу судьба подарит?
Вот в урну все марки судьбы собирают,
И смотрят на них, и сурово решают —
Кого на рекрутство она обрекла.
И шепот замолкнул, не слышно ни слова,
И глупая чернь веселиться готова
И жадное ухо свое подняла.
Взор Джулии вспыхнул под черною бровью —
И смотрит на Карла с такою любовью,
С какой никогда не бывал устремлен.
Послышалось имя. Кто это? о, Боже!
Не сын ли? — Не он! Вот другое — и тоже
Не он. Вот еще и еще — все не он!
Вот пятое имя, а вот и шестое
Сказали: о, счастье! то имя чужое!
Быть может, напрасен был Джулии страх.
Как воздух больного порой оживляет,
Так внутренний голос ее утешает:
«Молитва твоя принята в небесах».
Она поддается отрадной надежде
И ждет не с таким уже страхом, как прежде,
И тяжесть у ней отлегла от груди…
Но жребий последний зовет ее сына,
И завтра на грозный призыв властелина
Уйдет он, с австрийским орлом впереди!
Джованни Берше
Перевод Д. Михалковского
Мать
В тревоге собрался народ в священный храм
В условный день рекрутского набора:
Семь урн поставлено со жребиями там,
Семь юношей ждут в храме приговора.
Но если враг Италии грозит,
Чего же этим юношам смущаться?
Иль края бедствие в них гнева не родит?
Нет, не отечество сзывает их сражаться
За честь страны своей, за честь своих отцов,
Но палке иноземных пришлецов
Они должны теперь повиноваться.
Но разве кровь в их жилах не течет?
Но разве их теперь не поражает
Страдание и иноземцев гнет?
Глупцы порабощенные! Смущает
Вас сила покорителей страны,
Которые вас нравственно растлили,
И вы в своем падении решили:
Мы все для рабства рождены!..
Что ж их отцы? Стоят они с тоскою…
Невесты с женами не в силах слез унять,
И сына каждого дрожащею рукою
Благословляет плачущая мать.
Вон женщина стоит у алтаря —
Бледна, без слез, ни с кем не говоря,
Она вкруг ничего не видит и не слышит,
Лишь грудь ее с волненьем сильным дышит.
То — мать. Ей имя — Джулия. Она
Уж сына одного лишилась на чужбине,
И вот теперь о младшем, милом сыне
Заранее скорбеть она должна.
Сын младший, Карл, погибнуть может тоже,
Он в мире ей теперь всего дороже!
И, затаив дыханье, смотрит мать,
Как стали жребии из урны вынимать.
Вот вынут был один, другой и третий,
Но Карла имени никто не произнес…
Четвертый, пятый жребий… Вкруг смотреть ей
Нельзя от набежавших разом слез.
Она надеется… Шестого вызывают,
Но имя юноши другого называют;
Она надеется — и статуей немой
Стоит, не двигаясь… Но миг настал ужасный:
Вот наконец был вызван и седьмой,
И тот седьмой — был сын ее несчастный.
Все кончено! Надежды больше нет!
Любимый сын ее — шатаясь мать упала —
Покинет родину, а может быть, и свет
Под роковым орлом австрийского капрала!
Джованни Берше
Перевод Д. Минаева
