Bécassine
Un champ de blé prenait racine
Sous la coiffe de Bécassine
Ceux qui cherchaient la toison d’or
Ailleurs avaient bigrement tort
Tous les seigneurs du voisinage
Les gros bonnets, grands personnages
Rêvaient de joindre à leur blason
Une boucle de sa toison
Un champ de blé prenait racine
Sous la coiffe de Bécassine
C’est une espèce de robin
N’ayant pas l’ombre d’un lopin
Qu’elle laissa pendre, vainqueur
Au bout de ses accroche-cœurs
C’est une sorte de manant
Un amoureux du tout-venant
Qui pourra chanter la chanson
Des blés d’or en toute saison
Et jusqu’à l’heure du trépas
Si le diable s’en mêle pas
Au fond des yeux de Bécassine
Deux pervenches prenaient racine
Si belles que Sémiramis
Ne s’en est jamais bien remise
Et les grands noms à majuscules
Les Cupidons à particules
Auraient cédé tous leurs acquêts
En échange de ce bouquet
Au fond des yeux de Bécassine
Deux pervenches prenaient racine
C’est une espèce de gredin
N’ayant pas l’ombre d’un jardin
Un soupirant de rien du tout
Qui lui fit faire les yeux doux
C’est une sorte de manant
Un amoureux du tout-venant
Qui pourra chanter la chanson
Des fleurs bleues en toute saison
Et jusqu’à l’heure du trépas
Si le diable s’en mêle pas
À sa bouche, deux belles guignes
Deux cerises tout à fait dignes
Tout à fait dignes du panier
De madame de Sévigné
Les hobereaux, les gentillâtres
Tombés tous fous d’elle, idolâtres
Auraient bien mis leur bourse à plat
Pour s’offrir ces deux guignes-là
Tout à fait dignes du panier
De madame de Sévigné
C’est une espèce d’étranger
N’ayant pas l’ombre d’un verger
Qui fit s’ouvrir, qui étrenna
Ses joli’s lèvres incarnat
C’est une sorte de manant
Un amoureux du tout-venant
Qui pourra chanter la chanson
Du temps des cerises en toute saison
Et jusqu’à l’heure du trépas
Si le diable s’en mêle pas
C’est une sorte de manant
Un amoureux du tout-venant
Qui pourra chanter la chanson
Du temps des cerises en toute saison
Et jusqu’à l’heure du trépas
Si le diable s’en mêle pas
Georges Brassens (1921 — 1981)
Бекассина
Желтей, чем золото полей,
У Бекассины цвет кудрей.
Руно искавшие вдали
Не отправляться в путь могли б.
Наследники полей, хлебов,
Владельцы родовых гербов
В мечтах держали лишь одно:
Вплести в свой герб её руно.
Желтей, чем золото полей,
У Бекассины цвет кудрей.
Но безземельный шалопут
Нежданно оказался тут.
Ему позволила она
В руне запутаться сполна.
Избранник явно так себе,
Принадлежавший к голытьбе,
Как победитель был готов
Петь песню золотых хлебов,
Зима стоит или весна,
Пока не сгинет сатана.
А синие глаза у ней
Всех полевых цветов синей.
Семирамиды чудо-сад
Цветку такому был бы рад.
Владельцы родовых гербов,
Оранжерей и цветников
Не пожалели б ничего,
Лишь в свой венок вплести б его
Ведь синие глаза у ней
Всех полевых цветов синей.
Но не имевший за душой
Полушки ломаной, пришёл
И приковал он без оков
К себе взгляд нежных васильков.
Избранник явно так себе,
Принадлежавший к голытьбе,
Как победитель был готов
Петь песню голубых цветов,
Зима стоит или весна,
Пока не сгинет сатана.
Цвет губ у ней был так пунцов,
Что пара вишен-близнецов.
Их воспевали исстари
Певцы с зари и до зари.
В округе всякий был готов
Без колебаний и без слов
Отдать гербы, поля, сады
За эти чудные плоды.
Цвет губ у ней был так пунцов,
Что пары вишен-близнецов.
Но голоштанный вертопрах,
Гуляющий в чужих садах,
Заполучил пунцовый цвет
Тех губ, что краше в мире нет.
Избранник явно так себе,
Принадлежавший к голытьбе,
Как победитель был готов
Петь песню наливных плодов,
Зима стоит или весна,
Пока не сгинет сатана.
Жорж Брассенс
Перевод Г. Тинякова
Золотое руно
Полоской спелого овса
Струилась девичья коса.
А те, что плыли за моря
Искать руно, —
Старались зря!
Вся знать, тузы окрестных мест,
Презревши всех других невест,
Мечтали только об одном
Украсить герб таким руном.
Полоской спелого овса
Струилась девичья коса.
Один невзрачный адвокат,
Именьем вовсе не богат,
Средь золотистых завитков
Сумел освоиться… Каков!
Совсем плебей — безроден, нищ,
Но сердцеед, проворный хлыщ
Ту заморочил, чья коса —
Как поле спелого овса.
И жизнь их слитно потечёт,
Коль в их дела не встрянет чёрт.
Как в ясный полдень небеса,
Как васильки — её глаза.
Их блеск затмит и посрамит
Сады любых Семирамид.
Амуры голубых кровей
Отдать желали поскорей
Всё, что имели за собой,
За тот букетик голубой.
Как в ясный полдень небеса,
Как васильки — её глаза.
Обыкновенный бойкий хват,
Землёй фамильной не богат —
Вот кто лазурь тех двух светил
Любовной дымкой замутил.
Совсем плебей — безроден, нищ,
Но сердцеед, проворный хлыщ
Ту заморочил, чьи глаза —
Как в ясный полдень небеса.
И жизнь их слитно потечёт,
Коль в их дела не встрянет чёрт.
Как две черешенки уста
Манили многих неспроста,
Они б украсили вполне
Сад госпожи де Севинье.
Любой из тамошних дворян,
Упрямой страстью обуян,
С мошной расстаться был готов,
Дабы отведать тех плодов,
Что к месту были бы вполне
В саду маркизы Севинье.
А тот — из пришлых, из чужих —
Угодий нет, считай — мужик,
Да мог сойти и за слугу б ! —
Сумел вкусить от этих губ.
Совсем плебей — безроден, нищ,
Но сердцеед, проворный хлыщ
Ту заморочил, чьи уста
Манили многих неспроста.
И жизнь их слитно потечёт.
Коль в их дела не встрянет чёрт.
Совсем плебей — безроден, нищ,
Но сердцеед, проворный хлыщ
Ту заморочил, чьи уста
Манили многих неспроста.
И жизнь их слитно потечёт,
Коль в их дела не встрянет чёрт.
Жорж Брассенс
Перевод В. Зайцева
