Der weiße Schleier
1
Im Kerker liegt in eisernen Banden
Beim Henkermale der Ungargraf.
Er wollte helfen den eignen Landen,
Er fühlte sich unter Sklaven ein Sklav,
Darum so früh sein Los ihn traf.
Der Ungargraf, kaum zwanzig Jahr’,
So nahe — nicht der Totenbahr’,
Das wäre Trost — , so nah dem Galgen,
Wo um sein Hirn die Raben sich balgen,
Und schläft auf seinem Lager von Stroh
So kummerlos, so kindesfroh?
Er hat geweint an der Mutter Hals:
„O Mutter! Sieh dein einziges Kind,
Wie bald sein blühendes Leben verrinnt,
Wie bald sein Name ruhmvollen Schalls
Verhallet in schmähliche Todesnacht;
Ich bin gestanden in mancher Schlacht,
Ich habe gejubelt in Kampfgewittern,
Und morgen, o Mutter, werde ich zittern.“
Die Mutter sprach: „Nicht zittre, o Sohn!
Ich werde knieen am Kaiserthron;
Da oben sitzt ein kalter Despot,
Doch wird ihn rühren der Mutter Not;
Und wenn sie dich führen die Schmerzensbahn,
Dann harr’ ich dein auf meinem Altan,
Und laß ich den schwarzen Schleier wehn,
Dann mußt du, o Kind, zum Tode gehn!
Dann schreit’ ihm entgegen mit festem Mut,
Du bist, mein Sohn, ein Ungarblut!
Doch siehst du umhüllt mein Angesicht
Vom weißen Schleier — dann ist dir gegeben
Vom Kaiser gnädig dein junges Leben,
Und faßt dich der Henker, so zittre nicht!“
Und darum liegt der rebellische Graf
Am letzten Tage im ruhigen Schlaf;
Der zeigt ihm im Traum der Mutter Bild
Am Altan, vom weißen Schleier umhüllt.
2
Die Glocke tönt — durch die Straßen zieht
Der Henkerzug mit langsamem Schritte,
Den Jüngling in der schaurigen Mitte;
Aus Fenstern und Erkern die Menge sieht,
Und fallende Thränen und Blumen trafen
Als Mädchengrüße den jungen Grafen.
Er aber bemerkt’s nicht und starrt nur hinan,
Wo die Mutter stand auf dem hohen Altan,
Vom weißen Schleier umhüllt das Gesicht.
Und feudigen Mutes folgt er dem Zug
Mit festem Schritte, und zitterte nicht,
Und wie ihn die Henkerschar erhob —
Zur letzten Stufe — er lächelte drob.
Und der weiße Schleier? — O Schmerzensbetrug,
Wie ihn nur eine Mutter ersinnt,
Im Tode nicht zittern zu sehn ihr Kind.
Moritz Hartmann (1821—1872)
Белое покрывало
1
Позорной казни обречённый,
Лежит в цепях венгерский граф.
Своей отчизне угнетённой
Хотел помочь он: гордый нрав
В нём возмущался; меж рабами
Себя он чувствовал рабом —
И взят в борьбе с могучим злом,
И к петле присуждён врагами.
Едва двадцатая весна
Настала для него — и надо
Покинуть мир! Не смерть страшна:
Больному сердцу в ней отрада!
Ужасно в петле роковой
Средь людной площади качаться…
Вороны жадные слетятся,
И над опальной головой
Голодный рой их станет драться.
Но граф в тюрьме, в углу сыром,
Заснул спокойным, детским сном.
Поутру, грустно мать лаская,
Он говорил: «Прощай, родная!
Я у тебя дитя одно;
А мне так скоро суждено
Расстаться с жизнью молодою!
Погибнет без следа со мною
И имя честное моё.
Ах, пожалей дитя своё!
Я в вихре битв не знал боязни,
Я не дрожал в дыму, в огне;
Но завтра, при позорной казни,
Дрожать как лист придется мне».
Мать говорила, утешая:
«Не бойся, не дрожи, родной!
Я во дворец пойду, рыдая:
Слезами, воплем и мольбой
Я сердце разбужу на троне…
И поутру, как поведут
Тебя на площадь, стану тут,
У места казни, на балконе.
Коль в чёрном платье буду я,
Знай — неизбежна смерть твоя…
Не правда ль, сын мой! шагом смелым
Пойдёшь навстречу ты судьбе?
Ведь кровь венгерская в тебе!
Но если в покрывале белом
Меня увидишь над толпой,
Знай — вымолила я слезами
Пощаду жизни молодой.
Пусть будешь схвачен палачами —
Не бойся, не дрожи, родной!»
И графу тихо, мирно спится,
И до утра он будет спать…
Ему всё на балконе мать
Под белым покрывалом снится.
II
Гудит набат; бежит народ…
И тихо улицей идёт,
Угрюмой стражей окружённый,
На площадь граф приговорённый.
Все окна настежь. Сколько глаз
Его слезами провожает,
И сколько женских рук бросает
Ему цветы в последний раз!
Граф ничего не замечает:
Вперёд, на площадь он глядит.
Там на балконе мать стоит —
Спокойна, в покрывале белом.
И заиграло сердце в нём!
И к месту казни шагом смелым
Пошёл он… с радостным лицом
Вступил на помост с палачом…
И ясен к петле поднимался…
И в самой петле — улыбался!
Зачем же в белом мать была?..
О, ложь святая!.. Так могла
Солгать лишь мать, полна боязнью,
Чтоб сын не дрогнул перед казнью!
Мориц Гартман
Перевод М.Л. Михайлова