L’exilé satisfait

Solitude ! silence ! oh ! le désert me tente.
L’âme s’apaise là, sévèrement contente ;
Là d’on ne sait quelle ombre on se sent l’éclaireur.
Je vais dans les forêts chercher la vague horreur ;
La sauvage épaisseur des branches me procure
Une sorte de joie et d’épouvante obscure ;
Et j’y trouve un oubli presque égal au tombeau.

Mais je ne m’éteins pas ; on peut rester flambeau
Dans l’ombre, et, sous le ciel, sous la crypte sacrée,
Seul, frissonner au vent profond de l’empyrée.
Rien n’est diminué dans l’homme pour avoir
Jeté la sonde au fond ténébreux du devoir.
Qui voit de haut, voit bien ; qui voit de loin, voit juste.
La conscience sait qu’une croissance auguste
Est possible pour elle, et va sur les hauts lieux
Rayonner et grandir, loin du monde oublieux.
Donc je vais au désert, mais sans quitter le monde.

Parce qu’un songeur vient, dans la forêt profonde
Ou sur l’escarpement des falaises, s’asseoir
Tranquille et méditant l’immensité du soir,
Il ne s’isole point de la terre où nous sommes.
Ne sentez-vous donc pas qu’ayant vu beaucoup d’hommes
On a besoin de fuir sous les arbres épais,
Et que toutes les soifs de vérité, de paix,
D’équité, de raison et de lumière, augmentent
Au fond d’une âme, après tant de choses qui mentent ?

Mes frères ont toujours tout mon cœur, et, lointain
Mais présent, je regarde et juge le destin ;
Je tiens, pour compléter l’âme humaine ébauchée,

L’urne de la pitié sur les peuples penchée,
Je la vide sans cesse et je l’emplis toujours.
Mais je prends pour abri l’ombre des grands bois sourds.

Oh ! j’ai vu de si près les foules misérables,

Les cris, les chocs, l’affront aux têtes vénérables,
Tant de lâches grandis par les troubles civils,
Des juges qu’on eût dû juger, des prêtres vils
Servant et souillant Dieu, prêchant pour, prouvant contre,
J’ai tant vu la laideur que notre beauté montre,
Dans notre bien le mal, dans notre vrai le faux,
Et le néant passant sous nos arcs triomphaux,
J’ai tant vu ce qui mord, ce qui fuit, ce qui ploie
Que, vieux, faible et vaincu, j’ai désormais pour joie
De rêver immobile en quelque sombre lieu ;
Là, saignant, je médite ; et, lors même qu’un dieu
M’offrirait pour rentrer dans les villes la gloire,
La jeunesse, l’amour, la force, la victoire,
Je trouve bon d’avoir un trou dans les forêts,
Car je ne sais pas trop si je consentirais.

Victor HUGO (1802 — 1885)
L’Art d’être grand-père

Изгнаннику не нужно ничего

Покой и тишина! Ни шороха, ни слова!
Душа утешена, спокойна и сурова!
Вот я в глухом лесу, выслеживая тень,
Вхожу разведчиком под лиственную сень.
Густыми сетками мир будто занавешен,
И к радости моей какой-то страх примешан,
Такой покой сравнить лишь только с гробовым…

Но нет! Зачем? Я чувствую себя живым
И в этом сумраке, в священном этом склепе
Вдыхаю жизнь во всем ее великолепье!
Ведь меньше человек не станет оттого,
Что он промерил глубь сознанья своего!
Мир с высоты видней, издалека понятней!
И здесь я чувствую сильней и благодатней,
Как возрождается моя живая мысль,
Как крепнет, ширится и улетает ввысь!
В пустыню уходя, я света не бросаю!

Тот, перед чьей мечтой раскрыта даль лесная,
Кто смотрит на прибой с отвесной крутизны
И счёт ведет часам вечерней тишины,
Не чувствует себя оторванным от жизни!
Кто видел так, как я, людей в своей отчизне,
Тот должен скрыться в тень, в густую тень дерев,
Чтоб жажда истины, чтоб справедливый гнев
Сумели разрастись средь девственной чащобы
В душе, постигнувшей так много черной злобы!

Так отдал братьям я все сердце.
Издали смотрю теперь, куда их судьбы привели,
И чаша до краев полна передо мною
Обидой, горечью и мукою людскою.
Я осушил ее и наполняю вновь…

Мне этот темный лес защита и покров!
Мне наблюдать пришлось все виды униженья,
Я видел, как плюют в достойных уваженья,
И видел я воров, наживших капитал,
Шутов, которые пролезли в трибунал,
Попов, что могут за и против проповедать…
Так много мерзости мне довелось изведать,
Такую в правде ложь, в добре такое зло,
Когда ничтожество само на трон взошло,
Так было все кругом и гнило и преступно,
Что радость лишь одна мне, старику, доступна:
С заветной думою в глухом лесу стоять.
И если бы сейчас господня благодать
Мне предложила все, утраченное мною,—
И силу и любовь со славою земною,
Мне слишком по душе мой девственный покой:
Я отказался бы от радости такой.

Виктор Гюго, Из цикла «Искусство быть дедом»
Перевод А. Арго