There was a Child went Forth… — Был ребенок, и он рос с каждым днем…
Стихотворение американского поэта Уолта Уитмена (1819-1892) «There was a Child went Forth…» ( Был ребенок, и он рос с каждым днем…) на английском языке и в двух переводах на русский язык.
THERE was a child went forth every day;
And the first object he look’d upon, that object he became;
And that object became part of him for the day, or a certain part of the day, or for many years, or stretching cycles of years.
The early lilacs became part of this child,
And grass, and white and red morning-glories, and white and red clover, and the song of the phoebe-bird,
And the Third-month lambs, and the sow’s pink-faint litter, and the mare’s foal, and the cow’s calf,
And the noisy brood of the barn-yard, or by the mire of the pond-side,
And the fish suspending themselves so curiously below there—and the beautiful curious liquid,
And the water-plants with their graceful flat heads—all became part of him.
The field-sprouts of Fourth-month and Fifth-month became part of him;
Winter-grain sprouts, and those of the light-yellow corn, and the esculent roots of the garden,
And the apple-trees cover’d with blossoms, and the fruit afterward, and wood-berries, and the commonest weeds by the road;
And the old drunkard staggering home from the out-house of the tavern, whence he had lately risen,
And the school-mistress that pass’d on her way to the school,
And the friendly boys that pass’d—and the quarrelsome boys,
And the tidy and fresh-cheek’d girls—and the barefoot negro boy and girl,
And all the changes of city and country, wherever he went.
His own parents,
He that had father’d him, and she that had conceiv’d him in her womb, and birth’d him,
They gave this child more of themselves than that;
They gave him afterward every day—they became part of him.
The mother at home, quietly placing the dishes on the supper-table;
The mother with mild words—clean her cap and gown, a wholesome odor falling off her person and clothes as she walks by;
The father, strong, self-sufficient, manly, mean, anger’d, unjust;
The blow, the quick loud word, the tight bargain, the crafty lure,
The family usages, the language, the company, the furniture—the yearning and swelling heart,
Affection that will not be gainsay’d—the sense of what is real—the thought if, after all, it should prove unreal,
The doubts of day-time and the doubts of night-time—the curious whether and how,
Whether that which appears so is so, or is it all flashes and specks?
Men and women crowding fast in the streets—if they are not flashes and specks, what are they?
The streets themselves, and the façades of houses, and goods in the windows,
Vehicles, teams, the heavy-plank’d wharves—the huge crossing at the ferries,
The village on the highland, seen from afar at sunset—the river between,
Shadows, aureola and mist, the light falling on roofs and gables of white or brown, three miles off,
The schooner near by, sleepily dropping down the tide—the little boat slack-tow’d astern,
The hurrying tumbling waves, quick-broken crests, slapping,
The strata of color’d clouds, the long bar of maroon-tint, away solitary by itself—the spread of purity it lies motionless in,
The horizon’s edge, the flying sea-crow, the fragrance of salt marsh and shore mud;
These became part of that child who went forth every day, and who now goes, and will always go forth every day.
Walt Whitman (1819 — 1892)
Был ребенок, и он рос с каждым днем и каждый день видел новое,
И на что бы он ни взглянул — он всем становился,
И все становилось частью его на этот день, на этот час
Или на многие, многие годы.
Ранняя сирень стала частью его,
И трава, и белый или розовый вьюнок, белый и красный клевер, и песня синицы,
И мартовские козочки, и розовые поросята, табунок жеребят, и резвый теленок,
И шумливый птичий двор, и утята в грязи возле пруда,
И рыбы, так непонятно повиснувшие под водой, и сама красивая непонятная вода,
И водяные растения с большими плоскими листьями — все стало частью его.
Апрельские и майские побеги стали частью его,
Зимние всходы и желтые всходы маиса, и овощи огородов,
И яблони — сначала в цвету, а потом все в плодах, и лесная ягода, и придорожный сорняк,
И старый пьянчужка, ковыляющий домой из сарая при кабаке, где он отсыпался после попойки,
И учительница, идущая в школу,
Послушные мальчики и драчуны-забияки,
Румяные девочки в чистеньких платьях, и босоногие негритята,
И все, что менялось в городе и деревне, в которых он рос.
И родители: тот, кто зародил его, и та, что его носила и родила,
Они дали ему не только жизнь,
Они отдавали ему себя каждый день, они стали частью его.
Мать, спокойно собирающая ужин на стол,
Мать в чистом чепчике и платье, ее ласковые уговоры,
и когда она проходит мимо — запах свежести от нее и от ее одежды.
Отец, сильный, поглощенный делами, раздражительный, грубый, переменчивый, несправедливый,
Подзатыльники, быстрая громкая речь, когда он торгуется до хрипоты ради выгодной сделки,
Семейный уклад, привычные словечки, гости, вещи и сладкая на сердце тоска.
Привязанность, с которой не совладать, ощущенье всего, что окружает тебя, и сомненье — а вдруг все окажется сном?
Дневные сомненья, и сомнения ночи, и желанье узнать: так ли это все и как именно,
Такое ли все, каким оно кажется, или все это только проблеск и промельк?
Люди, снующие по улицам городов, — что они, как не промельк и проблеск?
А сами улицы, фасады домов, товары в витринах,
Экипажи, фургоны, тяжелые настилы пристаней, скопления и заторы у переправы,
Деревня на взгорье, когда издали видишь ее на закате с другого берега быстрой реки,
Тени, отсветы сквозь дымку, на колокольне, на крышах, там, за две мили отсюда.
А тут рядом шхуна, сонно дрейфующая вместе с отливом, с маленькой лодкой, зачаленной за кормой,
Или сумятица теснящихся волн, всплеск ломких гребней, удары прибоя,
В высоком небе пожар облаков и вдали полоса коричневой отмели, затерявшейся в чистом недвижном просторе,
И горизонт, и пролетевшая чайка, и запах соленых лагун, водорослей, ила, —
Все это стало частью ребенка, — он рос с каждым днем, и каждый день видел новое, и не перестанет расти, будет всегда расти с каждым днем.
Уолт Уитмен
Перевод И. Кашкина
Жил малыш.
Когда он выходил на свою ежедневную прогулку, и оглядывался вокруг,
то на что бы он ни смотрел
с жалостью, любопытством, страхом или любовью,
он становился этим предметом,
и это предмет становился частью его
на один день или на одно мгновение дня,
…на целый год или на циклы тянущихся лет.
Ранние незабудки становились частью малыша,
И трава, и красивая герань, и клевер,
и маленькие колибри,
и мартовские ягнята, и поросята с розовыми грудками…
кобыла с жеребятами, смеющиеся толпы во дворах,
люди у скользкого входа в пруд,
любопытные рыбки среди темно-зеленых камней,
и водяные мельницы с тяжелыми
стальными верхушками…
все становилось частью этого малыша.
И апрельские и майские полевые всходы
становились малышом…
и зимняя пшеница,
и светло-каштановые кукурузные ростки,
и съедобные коренья в огородах,
и яблони, и цветы яблонь,
и сочные яблоки, падающие с веток…
и лесная малина… и подорожник;
и старый пьяница по дороге домой
из таверны, где он недавно лежал без памяти,
И торопливая учительница… и дружелюбные дети,
и грустные дети… и аккуратные девочки-горожанки…
и все изменения в городах и селениях,
куда бы он ни шел.
И даже родители малыша — мужчина, зачавший его, выстрелив отцовской смесью
среди ночи… и женщина, выносившая малыша в своей сумке
перед тем, как он появился на свет…
они дали ему гораздо больше этого,
и давали ежедневно… и они, и то, что исходило от них
становилось частью малыша.
Его мать… и тарелки, и блюдца, поставленные
на обеденный стол,
Мать… и потоки прекрасных слов…
и чистая косынка, и фартук,
и здоровый материнский аромат,
отлетавший от ее волос и платья
когда она проходила мимо;
Его отец: сильный, мужественный, независимый,
строгий, рассерженный, несправедливый,
и удар, и окрик, и просьба, и заманчивая ложь,
И предметы домашнего обихода, и разговор, и лавка старьевщика,
мебель… и желания переполненного сердца,
Любовь неподкупная… и чувство неизменной реальности,
мысли о том, что и это только мечта,
Сомнения днем и ночью, желание
узнать «как это?» и «что это?»…
Существует ли то, что кажется реальным
или это только вспышки и искры?
Мужчины и женщины на дорогах,
если не вспышки и искры,
то тогда кто?
И сами дороги, фасады серых домов…
товары на широких витринах, лица,
телеги, причалы, толпы на переправах;
Вид деревни, когда солнце падает
за зеленый холм… вереницы изломанных рек…
И тени… и лучи света в гущах летних дождей…
свет, падающий на крыши… и белая и коричневая
черепица…
очертания, отсветы, силуэты;
шхуна неподалеку, уходящая с отливом…
лодка на мели среди береговых камней,
Бег и танец темно-синих волн — растерянный всплеск,
и красочные облака… и багровая мачта,
оставленная кем-то словно в одинокой
бесконечной грезе;
склон горизонта, сизый пеликан на фоне солнца,
сгустки ила в аромате соленых водорослей;
все эти явления и кажущиеся явления, да,
Все это становилось частью малыша, который
ежедневно выходил,
и впредь будет выходить ежедневно,
становилось собственностью малыша, будь то
он или она,
кто гнался за всем этим
день за днем, час за часом —
всегда.
Уолт Уитмен
Перевод К.С. Фарая
Комментарии
There was a Child went Forth… — Был ребенок, и он рос с каждым днем… — Комментариев нет
HTML tags allowed in your comment: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>