Sylvia Plath «Burning The Letters»
Стихотворение американской поэтессы Сильвии Плат (англ. Sylvia Plath, 1932–1963) «Сожжение писем» на английском языке и в трёх переводах на русский язык.
Burning The Letters
I made a fire; being tired
Of the white fists of old
Letters and their death rattle
When I came too close to the wastebasket
What did they know that I didn’t?
Grain by grain, they unrolled
Sands where a dream of clear water
Grinned like a getaway car.
I am not subtle
Love, love, and well, I was tired
Of cardboard cartons the color of cement or a dog pack
Holding in it’s hate
Dully, under a pack of men in red jackets,
And the eyes and times of the postmarks.
This fire may lick and fawn, but it is merciless:
A glass case
My fingers would enter although
They melt and sag, they are told
Do not touch.
And here is an end to the writing,
The spry hooks that bend and cringe and the smiles, the smiles
And at least it will be a good place now, the attic.
At least I won’t be strung just under the surface,
Dumb fish
With one tin eye,
Watching for glints,
Riding my Arctic
Between this wish and that wish.
So, I poke at the carbon birds in my housedress.
They are more beautiful than my bodiless owl,
They console me—
Rising and flying, but blinded.
They would flutter off, black and glittering, they would be coal angels
Only they have nothing to say but anybody.
I have seen to that.
With the butt of a rake
I flake up papers that breathe like people,
I fan them out
Between the yellow lettuces and the German cabbage
Involved in it’s weird blue dreams
Involved in a foetus.
And a name with black edges
Wilts at my foot,
Sinuous orchis
In a nest of root-hairs and boredom—
Pale eyes, patent-leather gutturals!
Warm rain greases my hair, extinguishes nothing.
My veins glow like trees.
The dogs are tearing a fox. This is what it is like
A read burst and a cry
That splits from it’s ripped bag and does not stop
With that dead eye
And the stuffed expression, but goes on
Dyeing the air,
Telling the particles of the clouds, the leaves, the water
What immortality is. That it is immortal.
Sylvia Plath (1932-1963)
Сжигая письма
Кормлю я пламя; так устала
От белых костяшек старых писем,
В корзине для бумаг гремящих
Смертельно, когда подхожу я близко.
Что они знали, а я не знала?
По крупинке превращают
В пустыню мечту мою напиться.
Дальним светом в песках она струится.
Я- не нежная
Милочка, милый, я устала
От картонок цвета цемента, от собачьей стаи, с ненавистью
Не расстающейся, ведомой
Стаей мужчин в красных жакетах,
От глаза марок проштампованных.
Без жалости пламя может лизаться, лаская:
Сосуд стеклянный
Обнимает моя ладонь, провисая
и плавясь, хоть было говорено,
Не тронь.
И здесь кончается писанье,
Улыбки, улыбки, плавящиеся закорючки.
Наконец чердак будет очищен,
А я не буду мертвой рыбкой
Под его крышей
Болтаться, глазом оловянным
Следя за блеском,
В арктической шубке
Скользя меж желаний по леске.
Я — в халате, углеродных птиц вздымаю.
Совы моей бестелесной прекрасней,
Они утешают.
Тычу в них — вот они, слепые,
Превратятся в угольных ангелов, черных, блестящих, но
Впервые ни о чем не расскажут.
Я позабочусь
Об этом. Кочергой расчленю
Бумаги, которые дышат, как люди.
Их распылю
Среди листьев салата и немецкой капусты,
В голубых странных снах,
Совсем как зародыш.
И имя в черной оборке
Вянет у ног,
Грешный ятрышник
B переплетеньи корней и скуки-
Бледность глаз, кожаное нутро!
Дождь волосы смажет, ничто не потушит.
Вен моих светится лес.
Собаки травят лису. Так вот как это бывает-
Красный всплеск и вскрик,
Выпавший из взорванной сумы,
Не кончающийся мертвым глазом,
Мертвенным ликом,
Но продолжающий окрашивать воздух,
Говоря частицам облака, листьев, ветра
О бессмертьи. Что это бессмертно.
Сильвия Плат
Перевод Галины Иззьер
Сжигая письма
Я зажгла огонь, потому что устала
От этих белых комков-кулаков, от этих старых
Писем, от их смертельного шороха, который
Скреб душу, когда я в мусорную корзину их бросала…
Что знали они, чего бы я не знала?
Зерно за зерном я песок просеивала,
Песок, где
Ухмылялась, как заблудившаяся машина,
Мечта о прозрачной воде.
Я ведь не проницательна:
Любовь есть? Ну, и все в порядке. Я просто утомлена
Серыми картонками, в которых судьба этих писем так скучна:
Лежат под лаковыми крышками,
На крышках толпа в красных мундирах,
Да и на марках разные глаза и разные времена.
Огонь ласкается и лижет, но он безжалостен:
Через стеклянную дверцу печки
Мои пальцы прошли бы, хотя там
Они бы тоже растаяли и осели пеплом.
Поэтому нам
И говорят: «Не трогать!»
Огонь — конец всякому писанью.
Суетящиеся крючки извиваются, съеживаются —
Улыбки, улыбки…
А теперь хоть чердак очистится разом,
И уж всяко не буду я на крючке, вроде немой рыбки
С одним жестяным глазом,
Которая ищет отсветов,
Плывя по водам холодным арктическим
Между противоположными желаньями с той и с другой стороны…
Так я в халате тычу кочергой в угольных птичек.
Они красивее моей души, бестелесной совы, и меня они
Утешают, взлетая, только они слепые. И если б они разлетелись
Блестящими угольными ангелами —
Стало странно бы.
Ведь нечего им сказать: и об этом, вроде
Об этом именно я и позаботилась.
Разбрасываю кочергой бумажки, дышащие по-людски,
И развеиваю пепел
Между салатом и синей капустой в огороде,
Погруженной в свои синие сны,
Как зародыш.
Вот — имя на клочке с обугленными краями вянет у моих ног.
Тянется из почвы скуки извилистая фасоль.
Бледные глаза, лаковая гнусавость.
Теплый дождик грязнит мои волосы, не смывая ни явь, ни сон.
Мои вены — синие деревья… Усталость.
Собаки терзают лису в лесу. Вот на что это похоже:
На красный взрыв крика из разорванного мешка,
А глаз остекленел.
И вид уже, как у чучела, но крик еще есть пока:
Он окрашивает воздух, длителен, дик,
Сообщая частицам листьев, воды, облаков,
Что такое бессмертие.
Бессмертие это — крик!
Сильвия Плат
Перевод Василия Бетаки
Сожжение писем
Я развела огонь, устав
От сжатых добела кулаков
Старых писем, их мертвящего треска,
Когда приближаюсь к мусорнице.
Что они знают такое, что мне неизвестно?
По зернышку рассыпают пески,
Где мечта о чистой воде
Улыбается, как поездка на отдых.
Я не утончена,
Любимый, любимый, я, знаешь, устала
От картонных коробок цвета цемента или собачьей своры,
В ненависти которой —
Тоска на поводке у человечьей стаи
В красных куртках с глазами и метками почтовых штемпелей.
Этот огонь может лебезить и лизать, но он беспощаден:
Ящик стеклянный,
Куда мои пальцы проникнут, хотя
Они плавятся, тают, и сказано им
Не прикасаться.
И здесь писанью конец,
Вертким закорючкам под наклоном, лебезящим, с улыбкой.
По крайней мере, теперь для них нашлось место на чердаке.
По крайней мере, не буду теперь у них на крючке
Немой рыбкой
С одним оловянным глазом,
В поисках проблесков,
В арктических водах
Между этим желаньем и тем.
И я в домашнем платье ворошу кочергой картонных птиц.
Они прекраснее моей бестелесной совы,
Утешают меня,
Взмывая и улетая, но слепы они.
Они бы вспорхнули, черны и блестящи, как ангелы черные,
Да нечего им сказать.
Я о том позаботилась.
Концом кочерги
Ворошу хлопья бумаги, которые дышат, как люди,
Выметаю вместе
С пожелтевшим салатом и немецкой капустой,
Вовлечена в их голубые мечты,
Как зародыш, вовлечена.
И с черными краями
Увядает у ног имя,
Витиеватое яичко
В гнезде из корней волос и скуки —
Бледные глаза, гортаней кожаных звуки!
Теплый дождь марает волосы, не потушив ничего.
Вены мои, как деревья, рдеют.
Собаки рвут на части лису. Вот на что это похоже —
Красный взрыв и крик:
Отколовшись от разорванной сумки, он не умолкает
Со смертью глаза,
Набитого до отказа,
Но продолжает окрашивать воздух,
Сообщая частицам туч, листьев, вод,
Что есть бессмертье. Что он бессмертен.
Сильвия Плат
Перевод Яна Пробштейна
Комментарии
Sylvia Plath «Burning The Letters» — Комментариев нет
HTML tags allowed in your comment: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>