La folata che alzò l’amaro aroma
del mare alle spirali delle valli,
e t’investì, ti scompigliò la chioma,
groviglio breve contro il cielo pallido;

Порыв, дохнувший горьким ароматом
соленых волн в петлистую долину,
настиг тебя под бледным небоскатом —
и волосы в глаза, на плечи хлынули.

e come spenta la furia briaca
ritrova ora il giardino il sommesso alito
che ti cullò, riversa sull’amaca,
tra gli alberi, ne’ tuoi voli senz’ali.

Ahimé, non mai due volte configura
il tempo in egual modo i grani! E scampo
n’è: ché, se accada, insieme alla natura
la nostra fiaba brucerà in un lampo.

Sgorgo che non s’addoppia, — ed or fa vivo
un gruppo di abitati che distesi
allo sguardo sul fianco d’un declivo
si parano di gale e di palvesi.

Il mondo esiste… Uno stupore arresta
il cuore che ai vaganti incubi cede,
messaggeri del vespero: e non crede
che gli uomini affamati hanno una festa.

Eugenio Montale (1896-1981)

И как погасло буйство, обессилев, —
и веет дуновение с начала,
что в зыбке гамака тебя качало,
и ты могла летать, паря без крыльев?

Увы, так не бывает: время зёрна
не властно дважды вылепить похожие!
Ну, а случись такое — и, бесспорно,
всему конец, и нам, конечно, тоже.

Минутной не давая передышки,
раскинувшиеся по косогору
флажками украшаются домишки
на радость и на удивленье взору.

Мир существует — сказочный заказник…
И сердце, замерев, миражи мерит
внезапным изумленьем — и не верит,
что у голодных настоящий праздник.

Эудженио Монтале
Перевод с итальянского Евгения Солоновича