Charles BAUDELAIRE « Les Phares »
Стихотворение французского поэта Шарля Бодлера (1821–1867) «Маяки» на французском языке и в шести переводах на русский язык.
Les Phares
Rubens, fleuve d’oubli, jardin de la paresse,
Oreiller de chair fraîche où l’on ne peut aimer,
Mais où la vie afflue et s’agite sans cesse,
Comme l’air dans le ciel et la mer dans la mer ;
Léonard de Vinci, miroir profond et sombre,
Où des anges charmants, avec un doux souris
Tout chargé de mystère, apparaissent à l’ombre
Des glaciers et des pins qui ferment leur pays ;
Rembrandt, triste hôpital tout rempli de murmures,
Et d’un grand crucifix décoré seulement,
Où la prière en pleurs s’exhale des ordures,
Et d’un rayon d’hiver traversé brusquement ;
Michel-Ange, lieu vague où l’on voit des Hercules
Se mêler à des Christs, et se lever tout droits
Des fantômes puissants qui dans les crépuscules
Déchirent leur suaire en étirant leurs doigts ;
Colères de boxeur, impudences de faune,
Toi qui sus ramasser la beauté des goujats,
Grand cœur gonflé d’orgueil, homme débile et jaune,
Puget, mélancolique empereur des forçats ;
Watteau, ce carnaval où bien des cœurs illustres,
Comme des papillons, errent en flamboyant,
Décors frais et léger éclairés par des lustres
Qui versent la folie à ce bal tournoyant ;
Goya, cauchemar plein de choses inconnues,
De fœtus qu’on fait cuire au milieu des sabbats,
De vieilles au miroir et d’enfants toutes nues,
Pour tenter les démons ajustant bien leurs bas ;
Delacroix, lac de sang hanté des mauvais anges,
Ombragé par un bois de sapins toujours vert,
Où, sous un ciel chagrin, des fanfares étranges
Passent, comme un soupir étouffé de Weber ;
Ces malédictions, ces blasphèmes, ces plaintes,
Ces extases, ces cris, ces pleurs, ces Te Deum,
Sont un écho redit par mille labyrinthes ;
C’est pour les cœurs mortels un divin opium !
C’est un cri répété par mille sentinelles,
Un ordre renvoyé par mille porte-voix ;
C’est un phare allumé sur mille citadelles,
Un appel de chasseurs perdus dans les grands bois !
Car c’est vraiment, Seigneur, le meilleur témoignage
Que nous puissions donner de notre dignité
Que cet ardent sanglot qui roule d’âge en âge
Et vient mourir au bord de votre éternité !
Charles BAUDELAIRE (1821–1867)
Маяки
Рубенс, море забвенья, бродилище плоти,
Лени сад, где в безлюбых сплетениях тел,
Как воде в половодье, как бурям в полете,
Буйству жизни никем не поставлен предел.
Леонардо да Винчи, в бескрайности зыбкой
Морок тусклых зеркал, где, сквозь дымку видны,
Серафимы загадочной манят улыбкой
В царство сосен, во льды небывалой страны.
Рембрандт, скорбная, полная стонов больница,
Черный крест, почернелые стены и свод,
И внезапным лучом освещенные лица
Тех, кто молится Небу среди нечистот.
Микеланджело, мир грандиозные видений,
Где с Гераклами в вихре смешались Христы,
Где, восстав из могил, исполинские тени
Простирают сведенные мукой персты.
Похоть фавна и ярость кулачного боя, –
Ты, великое сердце на том рубеже,
Где и в грубом есть образ высокого строя, –
Царь галерников, грустный и желчный Пюже.
Невозвратный мираж пасторального рая,
Карнавал, где раздумий не знает никто,
Где сердца, словно бабочки, вьются, сгорая, –
В блеск безумного бала влюбленный Ватто.
Гойя – дьявольский шабаш, где мерзкие хари
Чей-то выкидыш варят, блудят старики,
Молодятся старухи, и в пьяном угаре
Голой девочке бес надевает чулки.
Крови озеро в сумраке чащи зеленой,
Милый ангелам падшим безрадостный дол, –
Странный мир, где Делакруа исступленный
Звуки Вебера в музыке красок нашел.
Эти вопли титанов, их боль, их усилья,
Богохульства, проклятья, восторги, мольбы –
Дивный опиум духа, дарящий нам крылья,
Перекличка сердец в лабиринтах судьбы.
То пароль, повторяемый цепью дозорных,
То приказ по шеренгам безвестных бойцов,
То сигнальные вспышки на крепостях горных,
Маяки для застигнутых бурей пловцов.
И свидетельства, Боже, нет высшего в мире,
Что достоинство смертного мы отстоим,
Чем прибой, что в веках нарастает все шире,
Разбиваясь об Вечность пред ликом Твоим.
Шарль Бодлер
Перевод Вильгельма Левика
Маяки
Река забвения, сад лени, плоть живая —
О Рубенс — страстная подушка бредных нег,
Где кровь, биясь, бежит, бессменно приливая,
Как воздух, как в морях морей подводных бег!
О Винчи — зеркало, в чьем омуте бездонном
Мерцают ангелы, улыбчиво-нежны,
Лучом безгласных тайн, в затворе, огражденном
Зубцами горных льдов и сумрачной сосны!
Больница скорбная, исполненная стоном.
Распятье на стене страдальческой тюрьмы —
Рембрандт!.. Там молятся на гноище зловонном,
Во мгле, пронизанной косым лучом зимы…
О Анджело — предел, где в сумерках смесились
Гераклы и Христы!.. Там, облак гробовой
Стряхая, сонмы тел подъемлются, вонзились
Перстами цепкими в раздранный саван свой…
Бойцов кулачных злость, сатира позыв дикий, —
Ты, знавший красоту в их зверском мятеже,
О сердце гордое, больной и бледноликий
Царь каторги, скотства и похоти — Пюже!
Ватто — вихрь легких душ, в забвеньи карнавальном
Блуждающих, горя, как мотыльковый рой, —
Зал свежесть светлая, — блеск люстр, — в круженьи бальном
Мир, околдованный порхающей игрой!..
На гнусном шабаше то люди или духи
Варят исторгнутых из матери детей?
Твой, Гойа, тот кошмар, — те с зеркалом старухи,
Те сборы девочек нагих на бал чертей!..
Вот крови озеро; его взлюбили бесы,
К нему склонила ель зеленый сон ресниц:
Делакруа!.. Мрачны небесные завесы;
Отгулом меди в них не отзвучал Фрейшиц…
Весь сей экстаз молитв, хвалений и веселий,
Проклятий, ропота, богохулений, слез —
Жив эхом в тысяче глубоких подземелий;
Он сердцу смертного божественный наркоз!
Тысячекратный зов, на сменах повторенный;
Сигнал, рассыпанный из тысячи рожков;
Над тысячью твердынь маяк воспламененный;
Из пущи темной клич потерянных ловцов!
Поистине, Господь, вот за Твои созданья
Порука верная от царственных людей:
Сии горящие, немолчные рыданья
Веков, дробящихся у вечности Твоей!
Шарль Бодлер
Перевод Вяч. Иванова
Маяки
О Рубенс! Ты – поток забвения, сад лени,
Подушка плоти ты, где плоть любить нельзя,
Но где обильна жизнь и так полна волнений,
Как воздух в небесах и средь морей – струя.
Да Винчи! Зеркало, где мрак глубин несносен;
В нем прелесть ангелов; в улыбке сладкой ртов
Всё тайн полно; они являются из сосен,
Каймящих этот край, из мрака ледников.
Рембрандт! Ты – лазарет, где горький ропот гнета
И лишь распятие украшено одно;
Молитвы плачущих иссушат нечистоты,
И только луч зимы осветит полотно.
О Микель Анджело! Геракл в пустыне дома
Мне явлен; смешан он причудливо с Христом,
А справа, в сумерках, огромные фантомы
Рвут саван на себе протянутым перстом.
Бесстыдство фавново, боксерский гнев обрел ты,
Сумевший показать нам каменщиков боль,
О сердце гордое, о немощный и желтый
Пюже нерадостный, кандальников король!
Ватто! Ты – карнавал; как бабочки порхая,
Сердца известные пылают и снуют;
Свечей легчайший свет и мебель дорогая
На бал кружащийся свое безумье льют.
О Гойя! Ты – кошмар безвестного проклятья,
Где варят к шабашу зародышей в котлах,
Старухи с зеркалом и девочки без платья,
Соблазн для демонов в приподнятых чулках.
Делакруа! Ты – пруд, где бродят злые духи;
Он елей зеленью извечной осенен,
Под небом жалобным фанфары странно глухи
И так придавлены, как Веберовский стон.
Проклятья, жалобы и богохульство смеха,
Восторги, крики, стон, молитвы, наконец,
О повторенное в ста лабиринтах эхо, –
Чудесный опиум вы для людских сердец.
Вы крик, что часовой стократно повторяет,
Приказ, что передан сквозь сотню рупоров,
И зов охотников, что по́ лесу блуждают,
И отблеск в крепостях зажженных маяков.
И доказательств нет прекраснее на свете,
Чем то свидетельство величия людей,
Тот плач, катящийся к столетью от столетья,
Чтоб умереть, Господь, у вечности твоей.
Шарль Бодлер
Перевод Вадима Шершеневича
Маяки
О Рубенс, лени сад, струя реки забвенья,
Плоть свежая, любви чужая навсегда,
Но где играет жизнь могучая, в движеньи
Безостановочном, как воздух и вода.
Да Винчи, зеркало, в котором тонут взоры,
Где лики ангелов, с улыбкою немой,
Исполненною тайн, сияют средь убора
Лесов и ледников, закрывших край святой.
Рембрандт, немолчная и скорбная больница,
С большим распятием, висящим на стене,
Где слезная мольба средь мерзости струится
И зимний луч стрелой сверкает вдруг во тьме.
Микель-Анджело, луг заклятый, где Герои
Встречаются с Христом, где сумрачно встают
Слепые призраки вечернею порою
И саван пальцами искривленными рвут.
Бесстыдство, грубый гнев и страсть изобразивший,
Нашедший красоту на дне людских низин,
О сердце гордое, художник, желчь таивший,
Пюжэ, преступников печальный властелин!
Ватто, тот карнавал, где много знаменитых
Сердец, как бабочки, порхают и горят;
Где средь ночных садов, цепями люстр увитых,
Безумно кружится веселый маскарад.
Ты, Гойя, жуткий сон, страна тобой воспетых
Ведьм, варящих слепых зародышей в котлах,
Старух у зеркала и девушек раздетых,
Но, бесам на соблазн, оставшихся в чулках.
Делакруа, в тени всегда зеленых елей
Немое озеро, куда издалека
Дурные ангелы бесшумно прилетели
И где нам слышится песнь вольного стрелка.
Все те проклятия, хуления и стоны,
Восторги, крики, вздох, молебны, плач скорбей —
Звук, эхом тысячи ущелий возрожденный,
И для людских сердец божественный елей.
То клик, повторенный от века часовыми,
Приказ властительных и громких голосов,
Маяк, пылающий над башнями ночными,
Призыв охотников, забредших в глубь лесов.
Воистину, Господь, вернейшего залога
Достоинства души Тебе не можем дать,
Чем этот вечный стон, из нашего острога
К бессмертным берегам идущий умирать.
Шарль Бодлер
Перевод Адриана Ламбле
Маяки
О Рубенс, лени сад, покой реки забвенья!
Ты – изголовие у ложа без страстей,
Но где немолчно жизнь кипит, где все – движенье,
Как в небе ветерок, как море меж морей!
О Винчи, зеркало с неясной глубиною,
Где сонмы ангелов с улыбкой на устах
И тайной на челе витают, где стеною
Воздвиглись горы льдов с лесами на хребтах;
О Рембрандт, грустная, угрюмая больница
С Распятьем посреди, где внятен вздох больных,
Где брезжит зимняя, неверная денница,
Где гимн молитвенный среди проклятий стих!
Анджело, странный мир: Христы и Геркулесы
Здесь перемешаны; здесь привидений круг,
Лишь мир окутают вечерней тьмы завесы,
Срывая саваны, к нам тянет кисти рук.
Пюже, печальный царь навеки осужденных,
Одевший красотой уродство и позор,
Надменный дух, ланит поблеклость изможденных,
То сладострастный фавн, то яростный боксер;
Ватто! О карнавал, где много знаменитых
Сердец, как бабочки, порхают и горят,
Где блещет шумный вихрь безумий, с люстр излитых,
И где орнаментов расцвел нарядный ряд!
О Гойя, злой кошмар, весь полный тайн бездонных,
Проклятых шабашей, зародышей в котлах,
Старух пред зеркалом, малюток обнаженных,
Где даже демонов волнует страсть и страх;
Делакруа, затон кровавый, где витает
Рой падших Ангелов; чтоб вечно зеленеть,
Там лес тенистых пихт чудесно вырастает;
Там, как у Вебера, звучит глухая медь;
Все эти жалобы, экстазы, взрывы смеха,
Богохуления, Te Deum, реки слез,
То – лабиринтами умноженное эхо,
Блаженный опиум, восторг небесных грез!
То – часового крик, отвсюду повторенный,
Команда рупоров, ответный дружный рев,
Маяк, на тысячах высот воспламененный,
Призыв охотника из глубины лесов!
Творец! вот лучшее от века указанье,
Что в нас святой огонь не может не гореть,
Что наше горькое, безумное рыданье
У брега вечности лишь может замереть!
Шарль Бодлер
Перевод Эллиса
Маяки
О, Рубенс, — лени сад, водоворот забвенья,
Для дикой оргии разубранный альков,
Где места нет любви, но всё полно движенья,
Как бурные стада весенних облаков!
Да Винчи… Зеркало с смеющейся толпою
Прелестных ангелов в бездонной глубине —
На фоне глетчеров, окрашенных зарею,
И сосен, дремлющих в пустынной вышине.
Рембрандт… Огромная, печальная больница
Со вздохами молитв над смрадом нечистот,
Где на убогий крест, символ любви, денница
Холодные лучи из хмурых окон льет.
Анджело… Смутный мир, где с Геркулесом рядом —
Мадонны и Христы; где привидений рой,
В обрывках саванов, с оцепенелым взглядом,
Из бездны тянется с угрозою немой.
Могучий гнев борца и фавна смех циничный,
Пюже — надменный дух, рядящий и нерях
В сиянье красоты, король меланхоличный
Питомцев каторги, в лохмотьях и цепях.
Ватто… Кипучий вальс, в котором без раздумья
Кружатся сотни пар, нарядней мотыльков,
Меж тем как люстры льют тревогу и безумье
На этот сад живых порхающих цветов.
Ты, Гойя, — злой кошмар с чудовищными снами,
С орудиями мук и смехом палачей,
Ужасный шабаш ведьм с кипящими котлами,
Готовящими в снедь зародыши детей…
Делякруа… Залив, кровавой пены полный,
Нечистых ангелов излюбленный притон,
Где лес зеленых пихт угрюмо смотрит в волны
И странный трубный звук разносится как стон…
Все эти жалобы, мольбы, богохуленья,
Проклятья, возгласы и слезы без конца —
Священный опиум, дарящий нам забвенье,
Врачующий тоской убитые сердца!
Призыв охотников, попавших в глубь ущелий,
Крик заблудившихся средь дебрей вековых,
Маяк, на тысяче зажженный цитаделей,
Пароль, назначенный для тысяч часовых!
И это — лучшее, Создатель, указанье
На то, что человек рожден не для оков, —
Крик этот пламенный, похожий на рыданье,
Катящийся к тебе сквозь лабиринт веков!
Шарль Бодлер
Перевод Петра Якубовича
Комментарии
Charles BAUDELAIRE « Les Phares » — Комментариев нет
HTML tags allowed in your comment: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>